Interviewer: - Что вы можете сказать о своей семье? <…>
Respondent: - Семья, как семья. Я – единственный ребенок в семье <…> Что еще добавить? Отец с матерью меня не баловали, но я и не рос в недостатке. Они делали всё возможное, чтобы я вырос, в первую очередь, достойным мужчиной. Правда, не все методы воспитания я разделял. <…> В детстве я занимался и самбо, и даже на танцы ходил, жвачки приносили изредка, сладости всякие, уж не знаю где отец смог достать сегу, но помню, как рубился в неё сутками. В сочетании со строгим распорядком дня, практически с самых ранних лет, сделали из меня человека.
Interviewer: - <…> Расскажите о своем отце.
Respondent: - Мой отец, царство небесное, не был понимающим, но он был любящим. Да, его любовь заключалась в том, чтобы избивать меня ремнём, с советской армейской бляхой, за любой проступок. <…> Однако, я здесь, не съехал с катушек, не стал мучить и убивать животных. Так что считаю его методы, пусть и не оправданны, зато действенны.
Interviewer: - <…> Что вы можете рассказать о своей матери?
Respondent: - <…> То, что она стала опорой и главным кормильцем в нашей семье, когда Советский Союз распался, а отец запил. Лишь благодаря ей, нам худо-бедно удалось пройти сквозь кризис, охвативший страну в девяносто первом.
Interviewer: - Она не участвовала в вашем воспитании?
Respondent: - Она стала всем для меня. В самый трудный период жизни. Она же и дала мне урок, когда отдала последний паек, предназначенный медицинскому персоналу, пожилому ветерану Великой Отечественной Войны. Впроголодь, зато справедливо, ведь если бы не он, возможно, не было бы меня. Нас. <…>
Interviewer: - Как вы оцениваете её вклад в ваше развитие?
Respondent: - <…> Без комментариев. <…>

Interviewer: - Вы говорили, что служили в армии. Расскажите об этом.
Respondent: - Не служил. В привычном понимании. Да, я пришел, встал на военный учет, сразу, как исполнилось восемнадцать.
Interviewer: - <…> Что или кто сподвиг вас добровольно встать на воинский учёт?
Respondent: - Кто-кто, конь-в-пальто. <усмешка> Патриот я, пат-ри-от. Мы – семья военных, потомственных военных, мой дед воевал, мой прадед воевал, мой отец воевал. Я не мог нарушить традицию семьи и стать… Парикмахером, к примеру. Мне и не хотелось. Зная предназначение и, живется легче, что ли? <молчание>. После прохождения медкомиссии мне предложили поступить в учебку, на летёху. Всего четыре года, сжатая программа из-за военного положения. Я согласился. <…>
Interviewer: - Простите, на кого?
Respondent: - Младший офицерский состав. На лейтенанта. Младшего, конечно же. Отучился четыре года, ну были стычки с «сослуживцами», приходилось и драться за свою позицию, но ничего такого, что могло бы очернить меня, как солдата. <…>
Interviewer: - Хотите сказать, вы – конфликтный человек, мистер Никифоров? <…>
Respondent: - Попробуйте сами просуществовать в закрытых, армейских условиях, с толпой, по сути, мальчишек, гормоны которых бьют в голову крепче любой сивухи, и вы получите общество, в котором либо ты, либо тебя. Мне удалось отстоять свои права и заработать авторитет. <…>
Respondent: - В двадцать два я выпустился из училища, в звании младшего лейтенанта. Был прикомандирован к воздушно-десантному полку, базирующимся в Рязани. Номер части и полка уже не вспомню, да и незачем. <…>
Interviewer: - <…> Вы не хотите говорить об этом? <…>
Respondent: - <…> Не вижу смысла. Вас же интересует моя военная служба, верно? Мой боевой опыт.
Interviewer: - Да, расскажите, пожалуйста, где вы проходили боевое крещение и в какой операции участвовали. <…>
Respondent: - Первые несколько лет прошли в боевом слаживании с группой, сначала учебка, прыжки с парашютом, затем стрельба, обучение бою в городских условиях, в условиях открытой местности, в лесу. Лёгкие, не боевые задания. Не без внутренних склоков и перебранок, нам удалось стать эффективной боевой единицей. Две тысячи четвертый… <…> Вроде бы март, нас забросили в горы Северного Кавказа, чтобы мы проверили информацию о возможном противнике в селе Комсомольское. Информация подтвердилась, когда на подходе противник открыл по нам огонь, плотный, заградительный. Вася Печерин, старший лейтенант, командир нашей группы, был ранен в первые минуты боя, тяжело. Кровь долго пытались остановить. Командование он не бросал до последнего, пока не потерял сознание, после, по рангу, я был – взял на себя управление звеном. Был единственным офицером в группе после ранения Печерина. Первое, что сделал – запросил подкрепление. Операция быстро превратилась в штурм, так как из рации донесся приказ майора Вознесенского: «Брать село штурмом». <молчание>. Мы подошли к первому дому примерно через десять минут, после начала боя. К тому моменту у меня – двое убитых, один раненый, тяжело. Одна БТР подбита, вторая застряла в каменистой расщелине. До подкрепления не менее шести часов, а приказ нужно исполнять. Я подбодрил своих бойцов, как смог. Придал смысл смертям наших товарищей, мы пошли туда не исполнять приказ, а мстить за «Сивого» - сержанта Сивенко – и «Булу» - рядового Булыненко, которые, пытаясь прикрыть экипаж отступающей брони, были убиты. <…молчание, тяжёлый вздох…> Хорошие были ребята.
Interviewer: - Продолжайте, мистер Никифоров.
Respondent: - Да, да. Спустя примерно три минуты, мы зашли в село, минуя первые дома. Не знаю, возможно, я убил кого-то в пылу перестрелки до, но своего первого убитого я не забуду никогда…
Interviewer: - Почему?
Respondent: - Вы когда-нибудь убивали?
Interviewer: - Странный вопрос, я служил своей стране.
Respondent: - И я служил. И моя служба стоила жизни ребёнку. Парнишке, лет четырнадцати, чёрный, кучерявый, выбежал из ближайшего здания, а в руке то ли РГД-5… Какое-то СВУ, в общем, зажато. Позже выяснилось, примитивная бомба, взрыватель в руках – нажал на кнопку и всё. Я понимал, что он всего лишь мальчишка, который не понимает, что делает и действует на эмоциях, скорее всего стараясь отомстить за убитого <…> Я не дрогнул. Ни один мускул. В тот момент я заглушил всё. Вспомнил приказ: «Любая угроза – ликвидировать» – взвелся, прицелился, плавно нажал на спуск. Сперва я почувствовал <…> Отдачу. Осознание пришло позже, гораздо позже. Я увидел, как мальчишка ткнулся лицом в грязь, не издав ни звука. Просто упал, словно подкошенный. Угроза устранена, переключился на другую цель. Под моим командованием были люди, и я не мог поддаться размышлениям. Бой шел за каждый дом, за каждую комнату. Нам понадобилось несколько часов, чтобы дождаться подкрепления, и взять село полностью под свой контроль. Только тогда, при осмотре и обыске убитых, я понял, что натворил. Только тогда позволил себе поддаться эмоциям <…>
Interviewer: - Что вы испытали? <…>
Respondent: - Сперва? Страх. Неподдельный. Руки ходили ходуном, отвращение к самому себе. Я перевернул этого мальчишку, измазанное в грязи лицо застыло в гримасе злости и непонимания, думаю, что до него так и не дошло, что с ним случилось. До самого конца. Меня, как это на английском... Вывернуло наизнанку. <…>
Respondent: - Мы выходили из села спустя три часа, после опознания каждого из ваххабитов.
Interviewer: - Вы имеете в виду боевиков радикального толка?
Respondent: - Именно. Наше отделение шло первым. Как вдруг… <молчание>.
Interviewer: - Вдруг что?
Respondent: - Мы угодили в засаду, на выходе из деревни. Видимо, это были духи из соседнего ущелья. Первое и последнее, что я помню, это снаряд, выпущенный из РПГ, ударивший во второй БТР, ранее застрявший в ущелье. Сидели на броне. Меня взрывная волна отбросила в укрытие. А затем… Тьма. <молчание>
Respondent: - <…> Затем боль.

Interviewer: - В своем резюме вы упомянули, что дослужились до капитана милиции. Расскажите об этом. <…>
Respondent: - <молчание> Реабилитация длилась дольше, чем хотелось бы. Порой мне кажется, что я не восстановился до сих пор, хотя прошло уже много лет… <молчание> В две тысячи пятом, благодаря сохранившимся связям отца, а точнее дяде Боре… <…>
Interviewer: - Отца? Вы же говорили, что он запил. Какая здесь связь? <…>
Respondent: - У солдат, по крайней мере моей страны, есть, эээ, что-то вроде кодекса, чувства товарищества или братства. У вас говорят «Semper fi»*, означает лояльность, преданность. У нас говорят: «Никто кроме нас»*, это не просто слова, это клеймо, невидимая и нерушимая связь между теми, кто однажды произнёс эту фразу. Дядя Боря был одним из таких, сослуживцем моего отца, к нему он и обратился, чтобы пристроить меня во внутренние органы. Отказать старому другу? Да не в жизни, ни в смерти. <…>
Interviewer: - Ближе к делу, мистер Никифоров. <…>
Respondent: - В сентябре две тысячи пятого года, я подал необходимые документы, прошел все комиссии, в том числе психиатра. Со скрипом.
Interviewer: - Что смутило психиатра?
Respondent: - <…> Врать я не умею. Как и сдаваться. Приуменьшать, преувеличивать – да, но откровенной лжи избегаю. При осмотре его смутил мой долгий период восстановления, после полученных ранений, как физических, так и ментальных. В большей степени – ментальных. Тестов уже всех не помню, уж простите, но помню, что удалось убедить его поставить подпись. <…>
Respondent: - Несколько лет не было ничего особо примечательного, мелкие хулиганства, правонарушения, несколько «подснежников», до сих пор висят, наверное. Но потом, под конец две тысячи девятого, мы получили сигнал с пульта дежурного, о вооруженном ограблении одного из отделений Сбербанка. Шумиха была поднята невероятная, дерзкое ограбление в стиле вашего Голого Вуда, неслыханное для постсоветского пространства. Не первое, это да, но одно из самых масштабных. Я со своим напарником, Цацкевичем, корешок мой, сослуживец, прыгнули с ним в служебный УАЗик и дали по газам, благо находились в нескольких улицах от места происшествия… <…>
Interviewer: - Давайте без излишних подробностей дела, Алекс. Нас интересуют детали раскинутой сети торговли оружия.
Respondent: - <молчание> …так вот. Не без труда нам удалось взять их живыми. Мы начали тут же пытаться размотать этот клубок, сначала проверили ближнее окружение задержанных, затем начали проверять все связи, в том числе и в криминальном мире. И выяснилось нечто достаточно интересное. Эхо минувшей войны. После завершения конфликта между Москвой и Чечней, выходцы из последней начали наводнять Россию оружием в огромных количествах. Мы, поначалу, решили проследить за поставкой, которая привела нас по Е119* из Астрахани в Кочубей, затем в Махачкалу, и, наконец, по Е50* до Хасавюрта и в Грозный. След там быстро затерялся, но мы знали, что поставка должна была вот-вот отправиться. Приметив машины на северном направлении, сообщили нам местные ГАЙцы… <…>
Interviewer: - <…> Гей… Кто? <…>
Respondent: - Дорожная постовая служба. Ехали за ними на расстоянии, чтобы случайно не спугнуть, а когда въехали в Московскую область – захлопнули капкан. Накрыли, конечно, не всю сеть, не сразу, но в результате захвата удалось узнать крышующих поставки в тех населенных пунктах, через которые был проложен маршрут. Грозный – Махачкала – Умар Саралиев, по кличке «Воропай», он же «Разбойник». Махачкала – Астрахань – Рустам Магомедов, он же «Мага Тепличный», вор в законе. Астрахань – Москва – Владислав Гуньков, вор в законе по кличке «Китайчик». Полгода мы наблюдали за Гуньковым, чтобы точно прищучить его. Сутки без сна, все на взводе, мы с Цацой в мини-вэне вместе с группой захвата. Час пик. «Всем стоят, морды в пол, руки за спину!» - стволы стучат в спину, кто-то из задерживаемых хватается за ствол, раздается автоматная очередь. Никто шутить не собирался. Нас приставили к награде, но что-то здесь не сходилось, будто не на своем месте было. <…>
Interviewer: - Что вас смутило? <…>
Respondent: - Сложно объяснить, как будто отсутствовало конечное звено, в тайне я начал вести собственное расследование. Лишь в две тысячи двенадцатом всё начало вставать на свои места. Месяцы тянулись, нас с напарником пытались завалить работой, как бумажной волокитой, так и висяками, но, как говорил раньше, сдаваться – не в моих правилах. Июнь месяц, я наконец-то выхожу на последнее звено, которым оказывается сынок нашего мэра. <…> Я повязал ублюдка, приволок в участок, он всё грозился «Я позвоню отцу!» - <…> Да звони кому хочешь <усмешка>. Майор вызвал к себе. Мы долго кричали друг на друга, спорили, он не хотел лишаться перспективного следака, капитана полиции. Да, на тот момент у нас провели реформу. А я не хотел отпускать ублюдка, который качал оружием Москву, а может быть и всю Россию. Помню, как выпалил: «Либо он за решеткой, либо я». <…>
Interviewer: - На этом всё?
Respondent: - Да. Так я и вылетел с должности. <…>
Interviewer: - И никаких последствий после?
Respondent: - <…> Последствия были. Моя история, моя карьера, моя жизнь – всё было разрушено. У меня участились приступы ПТСР и панические атаки, неопределенность будущего пугала, поэтому, не найдя другого выхода, я начал превращаться в своего отца. Начал пить. Много. Я скрыл от жены увольнение, решил не нагружать её своими проблемами, но вскоре всё тайное становится явным. Она ушла. Я не виню её. А я… <молчание>.
Respondent: - Мне оставалось одно – продолжать топить себя на дне бутылки.
Interviewer: - Мы вас услышали, мистер Никифоров. Проведем несколько испытаний, чтобы подтвердить ваши боевые навыки и вынесем окончательное решение.

<начало диалога>
Абонент 1: – Алло? <заспанный голос>
Абонент 2: – Х**м по лбу не дало? Какого хрена ты еще спишь, Саня, время уже за полдень!
Абонент 1: – Кто это, б***ь? Мне не до смеха.
Абонент 2: – Лейтенант Никифоров, ты как разговариваешь со старшими по званию?
Абонент 1: – Цаца! Ты? <непонятные звуки на фоне>/<скрип кровати> Голос, будто из жопы говоришь. Ты где вообще?
Абонент 2: – Послушай, Саня, через полчаса приедет курьер, забери у него конверт. Там деньги, билеты, визитка. Я не могу долго говорить, роуминг съест все бабки. В общем, я нашел место, где твои и мои навыки ценятся и оценят их по достоинству. Слышал?
Абонент 1: – Чего? Ни****а не понял, какой конверт, какие навыки? Что ты за ***ню городишь, Цацкевич?
Абонент 2: – Саша. Внимательно вникай, я повторять не буду.
Абонент 1: – Слушаю. <скрип на фоне затих>
Абонент 2: – Нас помотала жизнь, я ушел из органов не для того, чтобы хоронить тебя, мудака, раньше времени от цирроза печени. Через тридцать минут приедет курьер, у него конверт, в нём визитка, деньги, билеты, контракт. Ознакомься, второго такого предложения не будет. Если согласишься – подписывай, если откажешься – сожги. Деньги можешь оставить себе. Понял?
Абонент 1: – Услышал тебя, понял.
Абонент 2: – Я жду, что ты сделаешь правильный выбор, Сань. Никто кроме нас.
Абонент 1: – Никто кроме нас, Цаца.
<конец диалога>

Interviewer: — Почему вы отдали тот приказ?
Respondent: — Это была лучшая возможность выполнить поставленную задачу, промедли я с приказом на пятнадцать минут, цель была бы потеряна.
Interviewer: — Четверо убитых, Алекс. Четверо.
Respondent: — Знаю. Лично отобрал их: Чавез, Брэннок, Миочич, Брунеска. Их эти разговоры не вернут.
Interviewer: — Как ты собираешься смотреть в глаза их семьям?
Respondent: — С гордостью. Это были мои солдаты и они отдали свою жизнь в бою. Придам смысл их смертям. В том числе, чтобы обелить ваши задницы. Скольких спасли эти четверо?
Interviewer: — Думаю, что много.
Respondent: — Ребята выполнили задание. А теперь, в каком ангаре находятся их тела? Я хочу с ними проститься.

Ц. – Сань, твоя помощь требуется.
А. – Где, кому, с чем?
Ц. – Толком не понимаю, вроде как обмен кадрами между нами и некими «Блокаторами».
А. – «Блокаторы»? Ну и дурацкое имя, надеюсь их командира зовут не Соуп.
Ц. – Им требуется инструктор, а я не знаю никого лучше тебя, кто мог бы быстро и качественно подготовить людей к выполнению боевых операций.
Ц. – Так что, собирайся. Боевое слаживание после прохождения полугодичных курсов японского языка.
А. – Кого, блять? Мне еще новый язык учить.
Ц. – Да, учить. Это приказ. Видимо ребята влиятельные, всё уже оплачено и подготовлено, ждёт лишь твоей передислокации, пока в центр обучения, там выучишь язык, а далее – слаживание на месте. Как пройдешь, заступаешь под командование некого… Юграма Доу, командира отряда ОТДХ. Вопросы?
А. – А…
Ц. – Нет, не пойти бы им на. Приказ есть приказ, Сань. Связь – по старым каналам.
А. – Принял.

...Александр Никифоров — личность, прошедшая через значительные стрессовые нагрузки, что отразилось как на его психоэмоциональном состоянии, так и на физическом здоровье. Родившись в военной семье, он с ранних лет подвергался строгому воспитанию, что сформировало у него высокие требования к себе и окружающим. Влияние жесткого отца и поддержка матери помогли ему выжить в условиях постсоветского кризиса, однако эти переживания оставили заметный след в его психике, что проявляется в напряжённости и склонности к внутреннему подавлению эмоций.

В армии, где он потерял руку и подвергся сильным психологическим нагрузкам, Саша столкнулся с неотвратимостью насилия и смерти. Эти события вызвали развитие посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), которое сопровождалось симптомами, такими как вспышки агрессии, внутреннее напряжение и сильные эмоциональные переживания при столкновении с угрозой. Внешне он сохранял самоконтроль, но внутри переживал постоянный внутренний конфликт.

После службы в армии продолжил свою карьеру в органах правопорядка, однако столкнулся с коррупцией и невозможностью воздействовать на систему. Это усугубило его эмоциональную усталость и привело к алкоголизму, как способу справляться с депрессией и внутренними противоречиями. Проблемы с психоэмоциональным состоянием продолжали углубляться, и, несмотря на значительные успехи в профессиональной сфере, они оказывали разрушительное воздействие на его личную жизнь.

Решение перейти в частную военную компанию отражает стремление к восстановлению контроля над собственной судьбой и реализации профессионального потенциала в условиях, где его опыт может быть признан и востребован. Однако стоит отметить, что его психическое состояние требует постоянного контроля, так как эпизоды ПТСР и эмоциональной нестабильности могут значительно влиять на эффективность выполнения боевых задач и способность к взаимодействию в группе.

В рамках работы в ЧВК, важно обеспечить регулярную психотерапевтическую поддержку, чтобы снизить риски рецидива стрессовых состояний и поддержать его в условиях повышенной нагрузки...